Кустарь. Книга 1. Поводырь

Вовчик вернул листочек обратно в рюкзак и теперь, задрав голову, смотрел на окна проезжающего поезда. На несколько мгновений он встретился взглядом с бородатым мужчиной, волею судьбы сыном директора того самого Института прикладных исследований, из которого Вовчик так удачно выбрался с богатой поживой. Звали этого молодого бородача Андрей Николаевич Рязанцев. Год назад он распрощался со своей студенческой юностью, пошёл работать к отцу и вот теперь ехал в командировку в Томский филиал. Сидящий на скамейке Вовчик промелькнул в его сознании не более чем незначительной деталью невзрачного пейзажа, и эта деталь вовсе не показалась ему центром Вселенной.

Поезд, плавно разгоняясь, уходил затухающим шумом из сознания стоящего у насыпи Вовчика, оставаясь в то же время в сознании едущих в нем людей своим перестуком колес и слегка завораживающим монотонно-ритмичным покачиванием.

Вместе с Андреем в купе ехали двое его друзей и коллег по работе. Черноволосый Женя Ивайкин, носивший в отличие от Андрея лишь короткие усы и узенькую бородку, стоя на цыпочках, пристраивал объёмную коробку над дверью. Резкими взмахами головы он всё пытался перебросить назад свои длинные и прямые волосы.

- Не идет зараза, - прокряхтел он, усиленно вытягиваясь, и в зеркале, встроенном в дверь, отразились его углубившиеся морщины.

Максим Лавриненко, не обремененный ни собственной поклажей, ни заботами об институтском оборудовании, уже устроился на верхней полке и, иногда приоткрывая глаза, лениво следил за действиями Ивайкина:

- Трудись-трудись, бедолага, тебе полезно. Труд – он даже обезьяне помог стать человеком.

- Ты бы сам лучше помог всё распихать, специалист по обезьянам, - отозвался Ивайкин, уже взявшийся разбирать вещи внизу.

Андрей отвернулся к окну, в который раз обдумывая события последних дней, переживая за своего отца и пытаясь разобраться в мотивах его поступка. Четыре дня назад тот категорически отказался от подписания выгодного контракта с немецкой фирмой, которая предложила сотрудничество. Речь шла об исследовательском проекте, уже настолько продвинутом в отношении практической реализации его результатов, что можно было говорить о подготовке серийного производства созданного изделия – уникального зрительного протеза, который выводил технологию сенсорного протезирования на принципиально новый уровень. На этот проект в институте возлагались особые надежды. Все ждали перемен, связанных с появлением партнера, пообещавшего крупные инвестиции. Перспектива объединения обсуждалась как почти свершившийся факт. А озабоченность шефа объяснялась в кулуарных беседах желанием выторговать максимально выгодные условия.

Руководство проводило совещание за совещанием, которые, как всем казалось, неуклонно приближали день подписания контракта, как вдруг было объявлено о прекращении переговоров. Причем сделано это было без вразумительного объяснения причин.

Этот холодный душ подействовал на работников института весьма удручающе. В неудаче обвинили отца, удивляясь его неспособности завершить такое простое и верное дело и поговаривая о необходимости искать более перспективную работу, а то и о немедленном уходе. Поползли слухи о том, что немцев не остановит несговорчивость директора, и они просто-напросто переманят по одному основных специалистов, найдут способ разобраться в технологических и конструктивных секретах, составляющих коммерческую тайну, и через год-два выйдут на рынок со своим изделием, оставив русских упрямцев в дураках.

Андрей несколько раз пытался выяснить, что происходит на самом деле, но все разговоры сводились к обещанию непременно ввести его в курс дела в ближайшее время, когда работы станет поменьше. А два дня назад отец предложил ему съездить в командировку и кроме обычных дел, связанных с организацией филиала института, выполнить по пути поручение, которое состояло в переправке в Томск документов из его личного архива. Бумаги были переданы Андрею уже на вокзале.

- Что здесь? – поинтересовался тот, прикидывая вес портфеля.

- Черновики в основном. Письма, заметки, статьи.

- Я могу посмотреть?

- Конечно. Надеюсь, найдешь для себя что-нибудь интересное. Там небольшая зеленая папка лежит где-то сверху - наброски писем, странички из дневников, всякая общая информация. Разберешься, думаю. А что будет непонятно, потом, когда приедешь – побеседуем. Теперь тебе в любом случае предстоит в нашу кухню вникать. Не нравится мне, как все пошло. Хотел по-другому, но обстоятельства загоняют в угол. Так что, будешь входить в курс дела.

Эти слова отца заинтриговали Андрея, вызвав множество вопросов, но задать их он не успел.

Зеленая папка почти сразу после отхода поезда перекочевала из портфеля сначала на столик, потом на колени и теперь, когда суматоха улеглась, и разговоры поутихли, была осторожно открыта. Сверху лежал набросок какой-то статьи. Андрей заглянул в нее где-то посередине и попробовал читать, выхватывая взглядом первые попавшиеся абзацы. Мысли, однако, разбегались в разные стороны, не позволяю сознанию зацепиться за что-нибудь интересное. Ничего не поняв, он уже принялся сладко зевать, но тут, постучавшись, зашла проводница и предложила чай. Максим мигом спустился, и все дружно принялись доставать из сумок бутерброды с колбасой, пакетики с печеньем, пирожки и прочие вкусности. Когда процесс питания был налажен, Лавриненко счел возможным повернуть мысли коллег в деловое русло:

- Андрей, все хочу тебя спросить, а что это руководство нас решило провожать. Ну, шеф – понятно, а Кожин-то с какой стати удостоил нас этой чести?

Андрей пожал плечами:

- Сам не знаю.

Кожин со дня основания института бессменно занимал должность директора по науке. Именно он возглавлял работы по Поводырю.

Ивайкина этот вопрос тоже интересовал:

- Если бы только Кожин! А охрана? Заметили?

- Отец что-то нервничает в последнее время, - сказал Андрей. – И я подозреваю, дело здесь не в правах животных, на которые мы покушаемся.

Ивайкин поддержал его:

- Попомните, не пройдет и месяца, как мы узнаем, что о нас думают в мире, и не все отзывы, уж поверьте, будут лестными.

- Что это ты имеешь в виду? – не понял Максим.

- Вариации на тему "Божественная душа и ее осквернение путем грубого технического вмешательства".

- Бросьте вы, решена такая проблема! Да лет через пять на Земле не останется ни одного слепого и ни одного глухого, - оптимистично заявил Максим.

Андрей решил уточнить прогноз:

- Скажи лучше – ни одного слепого миллиардера и ни одного глухого миллионера. Это с поправкой на стоимость удовольствия.

- Ладно, пусть не сразу. А вообще-то богатые должны делиться, особенно в таких случаях. Можно ввести специальный налог…, - Максим, как всегда, попробовал подойти к проблеме с экономической точки зрения, а мысли Андрея уже были далеко отсюда. За ужином он продолжал размышлять об истинной цели командировки. Консервация завезенной в Томск аппаратуры проводилась под грифом "секретно". Официально все закупленное направлялось на филиал, организация которого была практически завершена. Однако, на основании случайно услышанных разговоров отца складывалось впечатление, что ящики с приборами, инструментами, реактивами, расходными материалами и прочими материальными атрибутами научно-исследовательской работы, должны были быть переправлены куда-то еще дальше. Но вот куда?

Думать об этом сейчас не очень-то хотелось. Глухой перестук колес заполнил сознание Андрея неопределенными уютными мыслями, снимая усталость и накопившееся за день напряжение.

За окном мелькали столбы, проплывали рощицы, петляли, то приближаясь к поезду, то удаляясь от него, проселочные дороги, вращались простирающиеся до горизонта поля, проносились мимо отдельные домики и целые деревеньки, а все более темнеющее небо постепенно становилось прозрачным для слабого света далеких звезд, и в вышине словно по волшебству разворачивалась панорама другого мира, неизвестного, непонятного, пугающего холодной глубиной, уходящей в бесконечность, и в то же время такого пленительно прекрасного для всех живых существ Земли, наделенных даром зрения.