Кустарь. Книга 1. Пролог

Заходящее солнце коснулось выползающей из-за горизонта тучи и Вовчик, бросив на небо оценивающий взгляд, прикинул – в самый раз! С полчасика, и стемнеет. Раньше идти нельзя – долго ли действует снотворное, он не знал. А позже охрана повысит бдительность. Взбираясь по склону к тропинке, идущей вдоль забора, он всё присматривался к земле, подбирая подходящего размера камень. В спину ему упиралась рукоять пистолета, засунутого за ремень, но для отвода глаз и камни могут пригодиться, думал он, тщательно отряхивая очередной булыжник и отправляя его в уже изрядно отвисший правый карман. В левом у него лежала приманка. Пистолет он бы никогда не взял, если бы Джон не настоял. Буквально, всучил без обсуждения, ещё и пригрозил:

- Смотри мне только потеряй! Башку откручу.

Нет, без пистолета спокойнее. Если задержат – вот он я, весь перед вами, невинный, добропорядочный гражданин, идущий в гости до сестры. Стоп! Прокольчик намечается. Что ещё за сестра? Какая-такая сестра? А если проверят? Да нет, с чего бы? Кому надо? Обыщут, в крайнем случае, да и отпустят. На этот случай, кстати, и возмутиться можно – есть ли у вас на такие действия ордер? Но вот найдут пушку за поясом, возмущайся, не возмущайся – едва ли убедительно получится. Да и не был Вовчик в себе уверен – а вдруг палец сам на курок нажмёт, а там уж назад хода не будет. Короче, обуза одна и никакого проку.

Поднявшись, Вовчик отряхнулся, отодрал прилипшие к штанам репейники и неторопливым шагом пошел вдоль тропинки. Сторожевая будка охранника стояла чуть в стороне, и, присматриваясь к ней, он старался не поворачивать головы. Это была излишняя предосторожность – кому надо за ним наблюдать, невелика птица. Мало ли, кто тут шастает – каждого взглядом провожать, это ж какое нужно усердие! Таких охранников поискать!

Пройдя полпути до будки, он так и не заметил вокруг неё никакого движения. Пиво, небось, пьют, да в карты режутся. Что им ещё делать? Но вот собак почему не видно? Это скверно, что не видно. Уж лучше бы на месте сидели. С одной стороны, славно было бы, если б их спровадили куда-нибудь, а с другой, не хочется, чтобы они выскочили, как в прошлый раз, когда он приходил, чтобы подготовить лазейку. Тогда он и придумал заранее камнями запастись. Стрелять – это же сразу себя выдать. Смысла нет.

Перед самой будкой он свернул с тропинки и, спустившись шагов на пять, пошел по крутому склону. И хотя ветвистые колючки цеплялись то за одну штанину, то за другую, зато отсюда, почти не нагибаясь, можно было заглядывать под забор. Там, по-прежнему, сохранялось подозрительное затишье. Прощупать неплохо бы. Проверочный камень, описав дугу, улетел в кусты. Ничего не изменилось. Тогда он осторожно подбежал к забору и, пригнувшись, стал разбрасывать кусочки мяса. Лишь бы унюхали зверюги, думал он, а то поднимут переполох – никакой пистолет не поможет.

Когда же и это сошло ему с рук, он возомнил, что фортуна окончательно перешла на его сторону и наконец-то занялась его неприметным прежде существованием. Как ни в чём не бывало, он шёл по тропинке, пребывая в полной уверенности, что всё прошло гладко, как вдруг за спиной послышался короткий свист. Охранник! Вот змей, заметил-таки! Вовчик напрягся, но постарался идти ровно, не сбавляя и не прибавляя шага. Подумаешь, свистит кто-то – он, как порядочный человек, и мысли не допускает, что это может иметь к нему хоть малейшее отношение. "А если догонит и спросит, что бросал, покажу камни", - подумал он. - "Скажу, что собак с детства боюсь, вот и проверял, тут ли они". Хилая отговорка, но если охранник мясо не заметил, может быть, и удастся отвертеться.

Вовчик прошёл метров десять, ожидая, что его вот-вот окликнут и теперь уж более настойчиво, не выдержал, оглянулся сам и увидел охранника. Тот стоял у ворот на тропинке в окружении своры дворняжек и смотрел Вовчику вслед. Расстояние между ними было уже достаточно велико, но если бы охранник заметил приманку, то едва ли удержался бы от попытки подробно разузнать, что это такое тут набросано и откуда оно взялось. Не желая более испытывать судьбу, Вовчик резко свернул с тропинки на едва  заметную заброшенную дорогу, намереваясь сделать большой крюк, с таким расчетом, чтобы отдохнуть где-нибудь и в темноте снова выйти к зданию института, но уже с другой стороны. Главное, от чего теперь зависел исход операции – пойдут ли собачки в свой обычный обход вдоль забора, не увяжется ли вместе с ними охранник и придётся ли им по вкусу нашпигованный снотворным деликатес? Раньше Вовчик думал, что в случае неудачи можно будет повторить попытку, теперь стало понятно – или сейчас, или никогда.

За пустырём дорога резко уходила вправо и метров через сто сливалась с подъездными путями старого дока, откуда было уже рукой подать до окраинных улиц города. Торопиться не было смысла, и Вовчик, облюбовав зелёный пятачок, словно специально созданный для заплутавших по жизни путников, улёгся на мягкую густую траву.

Перед глазами всплыла сумма обещанного гонорара, и мечты разношёрстной базарной толпой закопошились в голове. Одни нагло выставляли себя напоказ, другие скромно ютились в сторонке, ожидая своего часа. Что и говорить, самое малое, на что можно было рассчитывать, если дело выгорит, так это забыть и про поиски работы, и про долги за квартиру, и про невыплаченный кредит. В институт, кстати, год назад Вовчик как раз приходил работу искать, слесарем хотел устроиться. Не взяли:

- Простите, Вы нам не подходите.

А чем это, интересно знать? И он затаил обиду. Тогда-то и не думал, что удастся отыграться, но вон как вышло. Джон со своим предложением в самый раз подвернулся. И сегодня утром, снова входя в отдел кадров, Вовчик чувствовал себя хозяином положения. Что ему там говорили, он теперь и не слушал – теперь это не имело значения. Едва закрыв за собой дверь, он пошёл в конец коридора, где, как он помнил ещё с первого своего посещения, находился туалет. Хорошо, что несколько кабинок, подумал он, вешая на ручку одной из них – той, которая была с краю, у окна - табличку "Ремонт". Этот пункт плана выглядел наиболее надёжным – никому и в голову не придет проверять, кто и что там ремонтирует. Да если и проверят, едва ли обратят внимание, что окна не заперты на щеколды.

Как будто бы всё было продумано и подготовлено. И всё-таки, пробираясь в сгустившихся сумерках вдоль стены института, Вовчик испытывал едва ли не суеверный страх. И этот страх ему не могли внушить ни собаки, ни охранники, ни даже взвод милиции, если бы кого-то вдруг угораздило его вызвать. Нет, что-то непонятное и потому пугающее таилось в самом этом здании, расположенном на глухой окраине, за городской чертой под лаконичной вывеской "Институт прикладных исследований". Несмотря на детскую площадку, примыкающую к южной стороне и скрытую от посторонних глаз, этот полуинститут-полуинтернат больше напоминал тюрьму, потому что невесть зачем был обнесён высоченным забором, словно в нём не лечили детей (как гласили официальные источники), а содержали особо опасных преступников. И площадка для игр даже усиливала сходство с зоной, потому что была закрыта со всех сторон металлической сеткой. Камера, да и только! Но чего только в этой камере не было – цветочные клумбы, качели, горки, и даже круглый бассейн с фонтаном. Впрочем, была и обычная открытая парковая территория со скамейками, посыпанными кирпичом дорожками, кормушками для птиц, домиками для пронырливых белок. Красиво, ничего не скажешь, но одновременно жутко и непонятно.

А собаки, похоже, всё-таки уснувшие, это лишь так – лёгкое щекотание нервов.

Дойдя до окна туалета, Вовчик, стараясь не вставать против света, надавил на створку, и та сдвинулась с предательским скрежетом. Теперь стоило постоять и прислушаться – нет ли кого-нибудь внутри. Освещение в туалете не выключалось на ночь, и по нему нельзя было ничего сказать.

Похоже, спокойно! Мысленно проделав путь, прочерченный на плане, которым снабдил его Джон, Вовчик шире распахнул окно и, подтянувшись, переполз через подоконник. Потом он втащил за верёвку рюкзак с халатом и инструментами, завёрнутыми в тряпьё, чтобы, нарядившись, на все сто выглядеть заблудившимся слесарем-сантехником, которого только сегодня взяли на работу. Этот незамысловатый маскарадный костюм был приготовлен на крайний случай, который, по уверению Джона, приравнивался к провалу. Расчёт был сделан на то, что к восьми вечера в институте оставалось не так уж много людей, и при некотором везении и достаточной осторожности вполне можно было надеяться пройти в заданную точку, ни на кого не наткнувшись. При этом Джон категорически настаивал, чтобы в случае обнаружения операция автоматически прекращалась.

И действительно, вначале всё шло гладко. Убедившись, что коридор пуст, Вовчик быстро дошёл до лестницы и поднялся на третий этаж. Отсюда ему предстояло перейти в другое крыло здания и далее по запасному выходу прямиком до комнаты под номером триста два, где в шкафу хранилась та бесценная вещь, за которую Джон готов был выложить баснословное, по меркам безработного Вовчика, состояние. Ключи были заранее изготовлены по слепкам, и, в худшем случае, их оставалось подработать надфилем. Пустяковое, в общем-то, дело. По специальности, можно сказать.

Но когда до запасного выхода оставалось шагов десять, одна из дверей перед самым носом у Вовчика распахнулась, и он еле успел укрыться за ней, прижавшись к стене. Тут он представил, как нелепо выглядит слесарь, прячущийся за дверью, и его рука потянулась за пистолетом. Кто-то, шлёпая тапочками, вприпрыжку добежал до стола, на котором стоял телефон и, сняв трубку, стал накручивать телефонный диск. Проснувшийся звериный инстинкт настойчиво подсказывал, что наступил благоприятный момент для отступления в расположенный позади холл. Понятное дело, это не лучшее место для того, чтобы спрятаться, но, развалившись в кресле, здесь вполне можно было изобразить уставшего работягу. Долго, однако, не просидишь – обнаружат, и прости-прощай гонорар! Поэтому Вовчик, присмотревшись к обстановке, решил, пока не поздно, сменить диспозицию, встав у окна и прикрывшись плотной шторкой. Пистолет он по-прежнему держал в руке, даже не замечая, с какой силой сжимает его рифлёную рукоять.

Тем временем в коридоре послышался звонкий мальчишеский голос:

- Мам, привет... Скоро уже. Я же научился видеть, что ещё-то?... Да ты сама лучше приезжай... А я уже буквы пишу... Нет, Колька с кубиками и кружочками возится. Лошадь с зайцем перепутал. Умора!... Нормальное у меня поведение... Так это давно было. Я на спор за люстру хвостом зацепился ну и повисел маленько... Говорю же, на перемене... И ничего я не качался... Ты не понимаешь, мам. Дядя Коля сказал, что это будут не только мои глаза, но и мои лапы, и мой хвост. Но я ими шевелить не сразу научился... Ага... Ага.. А знаешь, я могу разделиться - шлем снять, на кухню через форточку за бананом сбегать и снова соединиться. Получается, как будто я что-то забыл, а потом вспомнил... Нет, дяде Коле не говорил. Он бы не разрешил... Да ничего не будет... Не упаду я. Ты сравнила! У тебя две руки, а у меня шесть и еще хвост... Все, мама, мне на занятия пора... Не-е, хорошо кормят... Получил, съели уже... Пока, мам, побежал я... Неделю еще, говорят... Пока-пока! Слушай, как я умею.

И тут уши резанул совершенно неуместный для этих больничных стен переливчатый визг, завершившийся быстрым несколько раз повторенным перещелкиванием, после чего на несколько секунд воцарилась тишина.

- Ага, и папе привет! – снова заговорил мальчик и бросил трубку.

Уже затихли звуки шагов и хлопнувшей двери, но ещё минуты три Вовчик не шевелился, пытаясь переварить услышанное. С одной стороны, ему хотелось вжаться в стену и замереть здесь навсегда, а с другой, бежать отсюда куда подальше и как можно скорее. Воспоминание об обещанном гонораре, однако, привело его в чувство. Он с трудом разжал кисть, заткнул пистолет обратно за ремень и тщательно вытер мокрую ладонь об штанину.

Услышанное так подействовало на него, что оставшийся путь он проделал как во сне. Ключ, который ему передал Джон, подошёл, и прибегать к помощи более грубых инструментов не потребовалось. Шлемы нашлись в коробках именно в том месте, которое было помечено на плане. Коробки Вовчик аккуратно закрыл и вернул на место, а вместо изъятой документации, которая находилась тут же, положил похожие папки, набитые чистой бумагой, с очень похожей надписью: "Поводырь. Техническое описание". На всякий случай захватил и те несколько листочков, которые валялись в самом низу. Судя по нумерации страниц, они выпали из другой пачки, когда её неаккуратно вытаскивали из ящика.

На обратной дороге никто, к счастью, не встретился. Это была наиболее рискованная часть плана, потому что громоздкий рюкзак со шлемами у кого угодно мог вызвать подозрение.

Фортуна, однако, не подвела, и, предварительно выключив в туалете свет, Вовчик выскользнул в спасительную темноту.

Вот и щель под забором. Собаки всё ещё спали, но лучше бы он услышал лай их несущейся стаи, чем тот же смеющийся визг, который внезапно, словно издеваясь, нагнал его и рассыпался по спине ледяными иголочками страха. Не думая о предосторожностях, Вовчик пробкой выскочил через щель, втянул за собой рюкзак и побежал через пустырь прямиком по направлению к станции.

Приближающийся со стороны вокзала пассажирский поезд зеленой извивающейся змеей, тяжело наклоняясь и поскрипывая, осторожно выбирался из города. Оглушительный гудок электровоза принес с собой грохот катящихся колес, острый запах шпал и разогретой смазки. Поравнявшись с узкой платформой железнодорожного разъезда, состав словно бы нехотя сбавил ход.

Вовчик сидел на скамейке, бережно прижимал к себе рюкзак и, поглядывая на рельсы, прогибающиеся под тяжестью поезда, всё более проникался чувством уверенности в том, что весь свет существует только для него, для удовлетворения его желаний и прихотей. Некоторый диссонанс в эту идиллическую картину вносило смутное ощущение того, что где-то там, куда Вовчику не суждено попасть ни за какие деньги, существует другой мир, недоступный простым смертным. Отголоском этого мира звучали в его голове мудрёные слова, только что прочитанные им с листочка, подобранного в углу шкафа в триста второй комнате:

...Остановимся на одной из главных закономерностей многих футурологических теорий - тенденции к интеграции или синтезу, которая отчетливо проявляется в развитии живой и неживой природы. Из самых общих соображений можно сказать, что так же, как сознание является свойством множества отдельных клеток головного мозга, произошедших от некогда биологически самостоятельных организмов, так и наши потомки могут однажды объединиться в мультичеловеческие существа, общий разум которых будет основан на связях заведомо более прочных, чем может обеспечить обычное речевое общение. Мы говорим об обмене информацией на уровне восприятия и внутренней речи, то есть о передаче от одного мозга другому мыслей, зрительных и слуховых образов...