То, что нужно каждому — для контроля здоровья, для решения финансовых проблем, для общения, для хранения истории семьи

4. Делать ли операцию? Мифы кардиохирургии

Стоит ли идти на операцию? Я не дам вам ответа на этот вопрос. Но может быть история, которую я расскажу, поможет вам если не сделать правильный выбор, то хотя бы понять, в каком направлении думать и что нужно попробовать, прежде чем сдаваться хирургам.

На этот раз речь пойдет о наиболее опасном медицинском мифе из тех, с которыми мне довелось столкнуться. Это миф о том, что если при аортальном пороке сердца наступает ухудшение, то оно быстро и необратимо прогрессирует и без оперативного вмешательства приводит больного к скорой смерти. Сколько раз кардиохирурги внушали мне это, произносили как заклинание, пытаясь склонить к протезированию аортального клапана. В 1981 году в той самой клинике Института хирургии имени Вишневского мне уже готовы были сделать операцию*. Теперь, по прошествии более чем тридцати лет, можно точно сказать, была ли она в то время оправдана. Ни в коей мере! Более того, решение о ней явилось бы грубейшей врачебной ошибкой. Но, дай я согласие, об ошибочности того решения не узнал бы ни я, ни мои родные. Наверное, в оправдание плачевного исхода родным, как обычно, сказали бы: «А что вы хотели, у него ведь была повторная операция и тяжелый порок сердца».

Тогда я выкрутился, во многом благодаря проведенной в 1984 году консультации академика Мешалкина, решившего, что оперативное лечение мне пока не показано. Но через десять лет, в 1994 году мне стало действительно плохо. Таблетки, уколы, больницы, вечная скорая помощь, постоянные боли в сердце – я словно катился по наклонной плоскости обещанного мне фатального ухудшения к так называемой декомпенсации. До этого терапевты были на моей стороне, но тут и они вынесли неутешительный вердикт, который я помню слово в слово до сих пор: «Ресурс сердца исчерпан». Это с их точки зрения означало необходимость немедленной операции.

Но нет, я не хотел сдаваться. Наверное, поэтому и попросился на лечебную физкультуру, когда в очередной раз лежал в стационаре. Не очень-то она помогала эта физкультура, но что-то подсказывало мне, что движение – единственный путь к жизни. И так уж случилось, что занятия вела пожилая женщина, каким-то чудом знавшая то, о чем не знал ни один из лечивших меня врачей. Она и посоветовала мне ходить пешком, но не просто ходить, а всерьез заниматься тренировкой – регулярной и строго дозированной. Не так уж много она и рассказала – с чего начать, что контролировать, – но этого оказалось достаточно, чтобы я уже через несколько дней почувствовал облегчение.

Боли беспокоили все реже, но частота пульса снижалась очень медленно. 110-120 ударов минуту – это долгое время была моя норма при ходьбе. В общем, как и с астмой, понадобились годы вытаскивания себя за волосы из засосавшего меня болота. Но сейчас пульс колеблется в пределах 86-95 ударов в минуту при той же самой энергичной ходьбе. Пройти десять или двадцать километров без отдыха – это для меня не проблема. Более того, такая нагрузка не вызывает у меня чувства усталости. Я иду в горы, поднимаюсь на вершины и делаю это легче, чем молодые парни со здоровым сердцем. За прошедшие с тех пор годы я одиннадцать раз прыгал с парашютом. То есть я жил настоящей полноценной жизнью. Жизнь же многих из тех, с кем я лежал в больницах, оборвалась на хирургическом столе почти что у меня на глазах. А что ждало тех, кто пережил наиболее опасный послеоперационный период – вечное лечение, пожизненный прием антикоагулянтов, восстановление после операции, а то и подготовка к новой.

И сейчас, когда у меня нет и намека на декомпенсацию, когда я живу без таблеток и чувствую себя здоровым, кардиохирурги продолжают внушать – вам нужно немедленно протезировать клапан, ваше сердце изнашивается. На что я всегда отвечаю себе – оно изнашивается не более чем у любого здорового человека. Общего разговора с ними не получается, потому что их не интересует история моей болезни, ухудшения и улучшения моего здоровья, нет им дела до анализа ресурсов приспособления сердца к сложностям нарушенной гемодинамики. А что же тогда интересует врачей в нынешней России? Не уверен, что я хочу это знать.

Наверное, я бы относился к призывам лечь под нож иначе, если бы размер зарплаты хирурга зависел не от количества сделанных операций, а от выживаемости больных. Но нет, каждый пациент, соглашаясь на операцию, подписывает безоговорочную письменную индульгенцию, заранее снимая с хирурга всякую ответственность за возможную врачебную ошибку. Хотя само по себе наличие такой индульгенции вероятность ошибки только повышает.

К сожалению, не могу закончить эту статью на оптимистичной ноте, потому что видел жизнь и знаю людей. Я говорю: «Вы можете выздороветь», но что слышу в ответ? Одни доверяют своему врачу, у которого готовы лечиться до конца дней, который приятен как человек и, возможно, хорош как врач, но, к сожалению, не способен выйти за рамки стереотипа, предписывающего лечить, а не вылечить раз и навсегда. И это еще пол беды, потому что другие возлагают все свои надежды на какой-нибудь разноцветный фонарик, на пищалку или любительский генератор радиоволн, выдаваемые бизнес-медиками за сверхсовременный лечебный прибор. Увы, невежество в нашей стране неистребимо. Оно порождается завышенным самомнением врачей и доверчивостью их пациентов. И это грустно. Но пусть у нас остается все меньше грамотных людей, все же многие, несмотря ни на что, научились читать и писать и даже не стесняются этого, не коверкают в чатах, форумах и социальных сетях русский язык. Вот к этим людям я и обращаюсь. Если вы попали в трудную ситуацию, попробуйте последовать моему совету, поверьте в себя и в свое здоровье, и как знать, вдруг невозможное станет возможным. Но учтите, отдаться врачам куда легче, чем брать ответственность на себя. Поэтому никогда не бросайтесь в крайности, соразмеряйте свои силы и вы не просто получите жизнь, а, как и я, получите много лет полноценной жизни.


Примечание:

*) Несколько слов для специалистов. Если исходить из статистики, через тридцать лет после протезирования аортального клапана должно остаться в живых около 20% больных, перенесших операцию, но с учетом того, что через десять лет каждому третьему требуется повторная операция (а у меня она была бы и на тот раз повторная; в 1967 – аортальная комиссуротомия), мои шансы дожить до сегодняшнего дня, прооперируйся я тогда в 1981 году, были бы ничтожны. С другой стороны по данным, которые я нашел в литературе и из которых, по-видимому, исходят консультирующие меня кардиохирурги, вероятность того, что больной с аортальным пороком (у меня много лет регургитация третьей степени) проживет столько же времени, не делая операцию, составляет миллионную долю процента. То есть либо не стоит верить в то, что я жив и пишу эту статью, либо кардиохирурги не учитывают что-то жизненно важное для моего случая и действительно исходят из ложных постулатов, иными словами из мифа.

Окажите помощь автору статьи

руб.

Комментарии

ВЫ совершенно правы!..."невежество в нашей стране неистребимо." Примечательная статья, в точку.Сердце и вообще наш организм имеет свойство регенерации в процессе дозированных и ограниченных физических нагрузок и функции восстанавливаются заново. Самое главное вовремя "принять меры"! И это здорово!
Существуют рекомендации Европейского общества кардиологов по диагностике и лечению клапанной болезни сердца, но наши кардиохирурги почему-то считают себя умнее и предлагают операции всем подряд вопреки этим рекомендациям. Я думаю, что это последствия превращения медицины в один из видов бизнеса, последствия отказа от социалистической идеологии, в рамках которой деятельность медиков на основе главного принципа нынешнего общества — обогащайтесь — считалась бы аморальной.
Да, конечно, есть выраженная гипертрофия. Это способ компенсации сердцем тяжелой аортальной регургитации. Чтобы прокачивать кровь через организм в необходимом объеме при том, что через клапан половина крови возвращается назад в левый желудочек, нужна большая мышца. Задайте любой мышце повышенную нагрузку и она увеличится. Именно так накачивают мышцы культуристы. А при проблемах с кровообращением мышца сердца накачивается сама. Так что гипертрофия - это не болезнь, а попытка организма самоизлечиться. Вот только эту гипертрофированную мышцу нужно периодическими тренировками держать в тонусе, иначе произойдет ее истощение, атрофия и она перестанет справляться с постоянной повышенной нагрузкой. Кардиохирурги (да часто и обычные кардиологи) считают, что истощение при гипертрофии неизбежно. В моем случае они уже лет двадцать (или даже более того) с ходу делают вывод, что мышца сердца у меня полностью истощилась и нужно срочно делать операцию по протезированию клапана. Мне уже смешно слушать это. Да, бывают аритмии, иногда длительные - подключаю медикаментозную терапию и восстанавливаю ритм. Но это бывает не чаще раза в год-два. При прекращении тренировок могут начаться боли в области сердца - после возобновления занятий ходьбой они проходят. То есть не все так просто - болезнь есть болезнь. Однако в 2018 году я прошел марафонскую дистанцию по трассе Сибирского международного марафона за 6 часов 45 минут. В 2019-ом - за 6 часов 15 минут. Это не была спортивная ходьба и, конечно, был исключен бег - я просто быстро шел с пятикилограммовым рюкзаком, в котором были напитки и еда. По мере того, как я ел и пил на ходу, рюкзак становился легче. Если бы шел налегке и меня кормили и поили по дороге, как спортсменов, то, думаю, прошел бы менее чем за 6 часов. Вот так сейчас работает мое "истощенное" сердце. Врачей мой опыт самолечения порока сердца, вызвавшего гипертрофию левого желудочка, не интересует.
Очень интересный у вас опыт. Да, врачи любят жути нагонять. Тоесть гипертрофия находится на одном уровне, не растет, делятации не происходит? Чем так особенно пугают...
Пока, судя по средним значениям размера камеры левого желудочка, конфигурация сердца стабильна. Важно, что это именно по средним значениям, хотя отдельные измерения могут сильно прыгать, что врачи пытаются некорректно интерпретировать как ухудшение. При бессимптомной тяжелой аортальной регургитации критичными считаются следующие показатели: Фракция выброса левого желудочка: ФВ ЛЖ 70 мм Конечный систолический размер: КСР > 50 мм - это по рекомендациям Европейского кардиологического общества показания к операции. Фракция выброса у меня всегда большая, иногда даже слишком. По результатам ЭХОКГ я пытался отслеживать динамику КДР. Но этот параметр зависит от способа измерения, который у врачей различается (смотря где мерить). И есть еще одна причина, по которой это не очень корректный показатель. У меня, например, камера левого желудочка меняет постепенно форму, становясь более круглой. То есть даже какой-то рост КДР не обязательно будет говорить об увеличении объема камеры сердца. Как этот объем точно замерить - это отдельная проблема, которой врач-диагност едва ли будет заниматься. Поэтому я решил больше ориентироваться на симптомы: переносимость нагрузок (например, на какой этаж поднимаюсь без остановки бодрым темпом), частота и характер болей и аритмий. А к результатам ЭХОКГ я теперь отношусь гораздо спокойнее и с большей долей скептицизма, чем раньше. Хотя, пусть это и грубый инструмент, но в дополнение к остальным данным и он полезен. А раньше и меня пугали, и я всего этого боялся. Верил, что специалисты знают, о чем говорят. Оказалось, что знают, но не всё.
дА,с ЭхоКГ вообще беда, в одно и тоже время у разных узистов на разных аппаратах градиент пиковый на АК у одного 23 мм.рт.ст., у другого 36 мм.рт.ст, третья находит 104 мм.рт.ст средний, а пиковый ещё выше. Если взять например результаты эхокг разное время и специалисты толщина ЗСлж будет меняться в промежутках от 10мм до 18мм, причём хронологически первые цифры больше 10, а 10 после 18, и потом крайнее значение опять 18, да и в одно и тоже время на разных аппаратах и специалистов значения будут разнится. Как тут отслеживать динамику...
Могу помочь вам в создании на этом сайте дневников самоконтроля для отслеживания динамики наиболее важных показателей ЭхоКГ. Я пользуюсь здесь медицинской картой и такими дневниками. Это очень помогает для понимания того, что происходит с моим организмом и что делать при возникновении проблем. Без этого общей картины не видно. Все помнить невозможно. Перебирать бумажки неэффективно. Обычно врачи анализируют сиюминутную ситуацию в сравнении с одним-двумя прошлыми обследованиями. Анализ многочисленных данных на больших интервалах времени никто в рамках ОМС делать не будет. А это причина врачебных ошибок или, я бы сказал, ошибок из-за ограниченности официальной медицины и особенностей системы здравоохранения.