То, что нужно каждому — для контроля здоровья, для решения финансовых проблем, для общения, для хранения истории семьи

Кустарь. Книга 1. Поводырь. Когда Андрей проснулся...

Когда Андрей проснулся, и ночные беспокойные видения окончательно покинули его, так и не успев сформироваться во что-нибудь ощутимое и телесное, было уже совсем светло. Поезд продолжал свои настойчивые укачивания и убаюкивания, но теперь его усилия были напрасны, сопротивляться им не составляло особого труда. Оглядевшись, Андрей заметил, что место Ивайкина пустует, а верхняя полка, еще вчера свободная, напротив, занята севшим ночью пассажиром. Лавриненко, как скоро выяснилось, пока не думал вставать и, из последних сил не открывая глаз, упорно лелеял в себе дремотное состояние.

Захватив туалетные принадлежности и сунув под мышку тетрадь с записями отца, Андрей вышел в коридор. Тут же он стал свидетелем непонятной суеты в дверях соседнего купе. Пожилой мужчина в шляпе, на лице которого удивление сменилось возмущением, выходил с чемоданом в одной руке и сумкой в другой. Одновременно навстречу ему прорывался не на шутку спешивший парень, одетый в широкие ярко синие спортивные штаны и полосатую рубаху.

- Куд-да же ты? – выдохнул вжатый в косяк человек в шляпе, после чего пронырливый юноша провалился внутрь. Дверь за мужчиной медленно задвинулась, приняв на себя его укоризненные взгляды.

Наконец, все мирно разошлись, и Рязанцев встал у окна в ожидании очереди в туалетную комнату. Происшествие сразу забылось, уступив место воспоминаниям о вчерашнем вечере.

Отвлек Андрея Ивайкин, появившийся в конце коридора с полотенцем на шее и зубной щеткой между пальцами, похожий со своей узкой черной бородкой ни то на индейца, ни то на мушкетера. Держась за поручни, он подошел и улыбнулся.

- Как спалось? – поинтересовался он.

- Нормально. Мы-то с Максом отдохнули перед трудовым днем, а вот тебя какой черт поднял в такую рань?

- Вы бы еще до обеда дрыхли. До Томска, между прочим, три часа осталось. А про Макса – это ты зря надеешься, насчет трудового дня. Знаю я его – изноется, что всю ночь не спал.

- Я ему поною. Больше двух дней я тут сидеть не намерен. Так что без проволочек дружно закатывайте рукава, и вперед.

- Мне полагается сказать: слушаюсь, босс?

- Вот именно. Поработаем без дураков, программу выполним, а тогда уж домой с чистой совестью.

- Может и так, только, что там лежит, мне до сих пор не ведомо. А если оно заартачится?

- И не мечтай, на этот раз прихода гениальных идей будем ожидать в конторе, а не на пляже.

Ивайкин покорно пожал плечами и пошел в купе раздумывать над нежданно открывшимися печальными обстоятельствами так неплохо начавшейся командировки. А Андрей тем временем принялся перелистывать тоненькую тетрадку из бумаг отца, которую взял с собой. Взгляд его остановился на цитате, имеющей самое прямое отношение к проекту «Поводырь».

Дельгадо Х.М.Р.:

"Мы уже готовы к тому, чтобы конструировать вычислительные машины, вживляемые под кожу. Эти устройства будут способны получать информацию, анализировать ее и вновь отсылать в мозг…

Вполне реальна перспектива передачи информации от мозга одного индивида к мозгу другого в обход органов чувств".

Томск появился неожиданно. Поезд нырнул в раздвинувшиеся скалы его белых пятиэтажек, выросших на окраине среди сосен, и стал замедлять ход. Высокие и маленькие дома, неопрятные склады, гаражи на бывших пустырях, купола церквей вдали, краны и заводские трубы – все это был город, если смотреть на него глазами людей, прибывающих сюда по железной дороге. Здесь учились и работали, влюблялись и женились, растили детей и росли сами, и каждый житель видел город по-своему, вылепливая его образ из обрывков своих впечатлений, чувств и представлений.

Но было бы глубоким заблуждением думать, что, объединив все эти сотни тысяч образов в единое целое, мы сможем постигнуть, что же такое Город на самом деле. Что можно узнать о солнце, собирая его свет, отраженный от сверкающих в воздухе кристалликов льда? Что можно узнать о Городе, собирая мимолетные отражения его частичек в нашем сознании? В городах можно жить, ими можно любоваться, их можно вспоминать и о них можно размышлять, но понять их нам не дано, также как не дано понять жизнь дерева, планеты или галактики. Эту жизнь мы не только не замечаем, но всеми силами убеждаем себя в том, что ее вовсе не существует, что это всего лишь мертвое движение, содержащее смысла лишь настолько, насколько это нужно нам и важно для нас. Природа подарила нам мозг, не привыкший сомневаться в собственных иллюзиях, и это помогает нам выжить в мире, но мешает этот мир познавать, мешает увидеть свое истинное место в нем.

Для Андрея Николаевича Рязанцева Томск состоял из шумного вокзала, из скрытой в зелени тополей центральной улицы, на которой в одном из старинных зданий расположился филиал института, из гостиницы на набережной и, за исключением несущественных деталей, из простенького стандартного набора представлений о городе вообще.

Приезжих встретила пыльная духота летнего солнечного дня. Отправив коллег с багажом устраиваться, Андрей поехал прямиком в офис, чтобы, не теряя времени на телефонные звонки, до конца рабочего дня увидеться с кем-нибудь из руководства.

Добраться удалось быстро и без происшествий. За тяжелой входной дверью подъезда, в котором располагались помещения филиала, почти сразу начиналась лестница на второй этаж. Вахтер, видимо, куда-то отлучился. Пройдя вправо по пустому причудливо изогнутому коридору и не встретив никого по пути, Андрей стал подниматься на маленькую площадку, расположенную еще выше. Протертые ногами ямы на мраморных ступенях привлекали взгляд, и он заметил краем глаза чью-то тень внизу. Подумав, что это может быть вахтер, он перегнулся через перила и успел увидеть моментально скрывшуюся полосатую рубаху.

Тут же в памяти всплыла сцена в поезде у двери соседнего купе. "Этого еще не хватало!" – пробормотал чуть слышно Андрей и поспешил наверх. Холодок не осознанного страха уже начал зарождаться в груди, но теплая встреча с оказавшимся на месте директором нового филиала его быстро развеяла.

- А-а! Андрюша! С приездом тебя. Заходи, присаживайся, - Степан Харитонович поднялся, вышел из-за стола и, излучая добродушную старческую улыбку, взялся трясти гостя за плечи и оглядывать его с ног до головы. - Подрос. Не Андрюша, а прямо Андрей Николаевич. Костюмчик, галстук – все, как надо.

- Вот, к вам! – смущенно отозвался на теплый прием Рязанцев.

- Да-да. Николай звонил, предупреждал, просил, чтобы встретили, а у нас тут почти все в отпусках. И машина, как назло, у Фомича сломалась. Как доехал-то, рассказывай.

- Все хорошо, вам привет огромный от отца.

Андрей вертел головой, оглядывая содержимое шкафов, за стеклами которых стояли книги, инструменты, отдельные детали и законченные блоки разрабатываемых установок. В этом кабинете его всегда особенно завораживал старинный медный микроскоп, окруженный ореолом научной романтики, зовущий к приключениям в поисках неуловимой Истины и обещающий настоящее блаженство от обладания сокровищами лишь тебе открывшегося Знания.

- Спасибо. Да садись ты, наконец. Вон туда, в кресло. Там удобнее будет. И как это ты все в мое отсутствие ухитрялся приезжать? Года два не видались. Вон как вырос, возмужал. Подожди-ка, мы вот кофеёк наладим. Ты не против?

- Не беспокойтесь, пожалуйста. Меня в поезде так обкормили, что я теперь неделю на еду смотреть не смогу.

- Ничего-ничего. Это тебе только так кажется. А молодому организму калории для роста нужны. И потом, я тебе не есть предлагаю, а всего-то кофе за кампанию выпить. С печеньем вот.

Степан Харитонович расставил на журнальном столике среди раздвинутых бумаг чашки и, убедившись в том, что гостю удобно, сам сел в кресло рядом. Дожидаясь, пока кофе остынет, Андрей попробовал перевести разговор в практическое русло:

- Я бы все-таки не хотел очень у вас задерживаться. Работа ждет. Вы не знаете, где сейчас оборудование, и в каком оно состоянии?

- Это ты зря. У нас тут грибы пошли. Мог бы и погостить. Пожил бы немного в своё удовольствие. Жёнушка моя тут тобой интересовалась. Как да что? А оборудование никуда не денется. Стоит оно в двести второй. Лаборант наш, ящики уже вскрыл. Правда, сломал некоторые, оболтус. Но завтра же все исправит.

- Спасибо, Степан Харитонович за приглашение. Но я же не один. Неудобно парней бросать. Так что извините, я лучше в гостинице. Так значит завтра с утра можно начать?

- Да хоть и с утра, как тебе удобнее. Вот, распоряжайся, - Степан Харитонович потянулся к книжному шкафу, достал оттуда ключ и передал его Андрею. - А теперь рассказывай, что у вас там происходит? Чем Николаю немцы не угодили?

- Честное слово, я и сам толком не знаю. То он на какие-то неприемлемые условия ссылается, то говорит, что вылезли недоделки, и придется изучать отдаленные последствия взаимомодуляции биоритмов, чтобы исключить возможность негативных побочных эффектов, то – просто торопиться не нужно, можно дров наломать, технология, мол, серьезная и даже опасная.

- Да, состоялся у нас с ним не так давно разговор на эту тему. Обстановка не совсем располагала, но кое-что мы все-таки успели обсудить. Дело в том, что от вмешательства в работу органов чувств до контроля над сознанием один шаг, а это уже власть, политика. Много найдется таких, кто ради этой власти ни перед чем не остановится.

- Вы считаете, что отцу грозит опасность?

- Трудно сказать, насколько эта опасность реальна именно сейчас. Но ситуация может быстро измениться и лучше побеспокоиться заранее. Чтобы не проворонить.

- И что, вы думаете, нужно делать?

Степан Харитонович отхлебнул кофе, поставил чашечку на стол и задумался.

- Ничего тут особенного не сделаешь. Осторожнее, разве что, быть и все. Джин вылетел из бутылки, больных нужно лечить и если этого не станет делать твой отец, то найдутся другие. Собственно, они найдутся в любом случае. Это лишь вопрос времени. Те же немцы. Они и без Николая попытаются реализовать технологию искусственного сенсорного симбиоза.

- А знаете, Степан Харитонович, кажется, за мной сегодня следили. Я видел одного и того же человека в поезде и здесь в коридоре. И оба раза мельком, со спины, как будто он не хотел, чтобы я его разглядел. Не думаю, что ошибся.

- Здесь? Может быть, тебе все-таки показалось? Если кто-то всерьез решит этим заняться, то ты вряд ли что-нибудь заметишь.

- Я же говорю, странно он себя вел. Шустрый такой. Но, возможно, это ваш сотрудник, и ему просто было неудобно, что он сразу не представился. Знаком я не со всеми, а меня в лицо знают многие.

- Хорошо, я попробую проверить, - Степан Харитонович посерьезнел. – Как он выглядел-то?

- Молодой, невысокий, в полосатой рубахе. Вот и все, пожалуй.

- Не густо, но я поспрашиваю. В здании ведь и других офисов много. Ты вот что – в панику не впадай. Если ты кого-то интересуешь, само по себе это еще не страшно. Но постарайся вести себя осторожно. Поменьше ходи один. Сделай вид, что никакой слежки не замечаешь. Пока этого, думаю, достаточно. Сейчас должен подъехать Александр Фомич, до гостиницы он тебя довезет.

- Да тут же два шага. Если и правда кто-то наблюдает, то как раз и будет подозрительно.

- Хм. Ладно, тогда он хотя бы тебя незаметно проводит – прогуляется следом.

Через полчаса с улицы донесся короткий автомобильный сигнал. Степан Харитонович выглянул в окно.

- За тобой, - кивнул он.

На улицу вышли вместе. Андрей попрощался и, как было условлено, не оглядываясь, медленным шагом пошел в сторону гостиницы.

Едва Рязанцев перешагнул порог гостиничного номера, как его окутал успокаивающий дух родного институтского хаоса. Перед уходом друзья заботливо постарались создать в комнате атмосферу трудовой активности, для чего разложили где попало привезенную документацию и воздвигли на столе горку из всяких приборов и инструментов. Сами работники, разумеется, отправились "по делам", и не оставалось никакого сомнения, что - "по очень срочным". Зная количество знакомых Лавриненко, скорого завершения "дел" ожидать не приходилось.

Рязанцев уселся в кресло и попробовал расслабиться. Потом взял документы отца и, не спеша, стал просматривать папку за папкой.

Он уже погружался в мир чьих-то мыслей и выстраданных идей, неразрешимых проблем и вечных вопросов. Он, как и множество других людей, не очень-то задумывался над тем, какое отношение имеют слова, еще только рождающиеся в наших головах или перенесенные на бумагу, к действительности, к реальному миру, к материальным Воплощениям высших Замыслов. Составляют ли они истину или живут собственной жизнью, появляясь, то у одного, то у другого человека, бесцельно кочуя по рукописям, книгам, статьям. Могут ли многократно высказанные мысли в новой комбинации составить, наконец, тот калейдоскопический узор, который окажется точным отражением Замысла или который сам сможет послужить для этого Замысла трафаретом? Переживет ли когда-нибудь этот Замысел материальное Воплощение, и какова будет его дальнейшая судьба? Ведь одни Воплощения остаются неизменными в веках, другие исчезают, едва появившись на свет, и только ничтожная часть становится основой для новых, еще более сложных, еще более невероятных и странных Замыслов.

Что ждет каждого из нас, что ждет всю нашу цивилизацию? Дано ли нам знать это? Мечтает ли гусеница о жизни мотылька, помнит ли бабочка свое личиночное прошлое? Наверное, нет. Но вряд ли стоит жалеть об этом. Ставший всем и испытавший все рискует тем самым превратиться в ничто. Нам это не грозит, мир открыт для наших страстных попыток познания его законов, познания самих себя и своего неведомого пути.

Окажите помощь автору статьи

руб.